Неточные совпадения
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру потеряла первый момент, и несколько лошадей взяли с места прежде ее, но, еще не доскакивая
реки, Вронский, изо всех сил сдерживая влегшую в поводья лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди всех прелестная Диана, несшая ни
живого, ни мертвого Кузовлева.
Не мадригалы Ленский пишет
В альбоме Ольги молодой;
Его перо любовью дышит,
Не хладно блещет остротой;
Что ни заметит, ни услышит
Об Ольге, он про то и пишет:
И полны истины
живойТекут элегии
рекой.
Так ты, Языков вдохновенный,
В порывах сердца своего,
Поешь бог ведает кого,
И свод элегий драгоценный
Представит некогда тебе
Всю повесть о твоей судьбе.
По праздникам из села являлись стаи мальчишек, рассаживаясь по берегу
реки, точно странные птицы, они молча, сосредоточенно наблюдали беспечную жизнь дачников. Одного из них, быстроглазого, с головою в мелких колечках черных волос, звали Лаврушка, он был сирота и, по рассказам прислуги, замечателен тем, что пожирал птенцов птиц
живыми.
Восточный склон Сихотэ-Алиня совершенно голый. Трудно представить себе местность более неприветливую, чем истоки
реки Уленгоу. Даже не верится, что здесь был когда-нибудь
живой лес. Немногие деревья остались стоять на своих корнях. Сунцай говорил, что раньше здесь держалось много лосей, отчего и
река получила название Буй, что значит «сохатый»; но с тех пор как выгорели леса, все звери ушли, и вся долина Уленгоу превратилась в пустыню.
Еще недавно вся долина Кусуна была покрыта густыми смешанными лесами. Два больших пожара, следовавших один за другим, уничтожили их совершенно. Теперь Кусунская долина представляет собой сплошную гарь. Особенно сильно выгорели леса на
реках Буй, Холосу, Фу, Бягаму, Сололи и Цзава 3-я.
Живой лес сохранился еще только по
рекам Одо, Агдыне и Сидэкси (она же Сиденгей).
Он никогда не продавал корней, а в
живом виде переносил их в верховья
реки Лефу и там сажал в землю.
По тем островкам
живого леса, которые в виде оазисов сохранились по сторонам
реки, можно было судить о том, какая в этих местах была растительность.
Выбрав место для ночевки, я приказал Захарову и Аринину ставить палатку, а сам с Дерсу пошел на охоту. Здесь по обоим берегам
реки кое-где узкой полосой еще сохранился
живой лес, состоящий из осины, ольхи, кедра, тальника, березы, клена и лиственницы. Мы шли и тихонько разговаривали, он — впереди, а я — несколько сзади. Вдруг Дерсу сделал мне знак, чтобы я остановился. Я думал сначала, что он прислушивается, но скоро увидел другое: он поднимался на носки, наклонялся в стороны и усиленно нюхал воздух.
Для уборки рыбы природа позаботилась прислать санитаров в лице медведей, кабанов, лисиц, барсуков, енотовидных собак, ворон, сизоворонок, соек и т.д. Дохлой кетой питались преимущественно птицы, четвероногие же старались поймать
живую рыбу. Вдоль
реки они протоптали целые тропы. В одном месте мы увидели медведя. Он сидел на галечниковой отмели и лапами старался схватить рыбу.
Положение местных тазов весьма тяжелое. Они имеют совершенно забитый и угнетенный вид. Я стал было их расспрашивать, но они испугались чего-то, пошептались между собой и под каким-то предлогом удалились. Очевидно, они боялись китайцев. Если кто-либо из них посмеет жаловаться русским властям или расскажет о том, что происходит в долине Санхобе, того ждет ужасное наказание: утопят в
реке или закопают
живым в землю.
— Извольте-ка, — говорили они, — от пятидесяти душ экую охапку детей содержать! Накормить, напоить, одеть, обуть да и в люди вывезти! Поневоле станешь в
реке живые картины представлять!
Ночь была черная и дождливая. Ветер дул все время с северо-востока порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне скрипело дерево. Оно точно жаловалось на непогоду, но никто не внимал его стонам. Все
живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по лесу, стараясь выйти на
реку Улике.
Живая горная вода сочилась из-под каждой горы, катилась по логам и уклонам, сливалась в бойкие речки, проходила через озера и, повернув тысячи тяжелых заводских и мельничных колес, вырывалась, наконец, на степной простор, где, как шелковые ленты, ровно и свободно плыли красивые степные
реки.
Народится ли вновь на святой Руси
Та
живая душа, тот великий дух,
Чтоб от моря до моря, по всем степям,
Вдоль широкой
реки, в глубине лесной
По проселкам, по селам, по всем городам
Пронеслась эта песня, как божий гром,
И чтоб вся-то Русь православная,
Откликаючись, встрепенулася!
Дух жизни, как говорит Писание, «
реки воды
живой», иссякновением которых так угрожает Апокалипсис.
Через Москву-реку пролегали зыбкие
живые мосты, сильно дрожавшие и покрывавшиеся водою, когда по ним проезжали возы или всадники.
— А годов мне — четыре на сорок. Да это — ничего! Я сегодня лет на пяток помолодел, как в
реке искупался, в
живой воде, оздоровел весь, на сердце — спокойно! Нет — ведь какие женщины бывают, а?
На базаре
живую русалку показывали, поймана в
реке Тигре, сверху женщина, а хвост — рыбий, сидит в ящике с водой, вроде корыта, и когда хозяин спрашивает, как её звать и откуда она родом, она отвечает скучно...
Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в
реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст и любовно указует на скудную землю, точно говоря...
Бледная северная зелень-скороспелка, бледные северные цветики, контрастирующая траурная окраска вечно зеленого хвойного леса с его молитвенно-строгими готическими линиями, унылая средне-русская равнина с ее врачующим простором, разливы могучих
рек, — все это только служило дополнением могучей южной красоты, горевшей тысячью ярких
живых красок-цветов, смуглой, кожистой, точно лакированной южной зеленью, круглившимися купами южных деревьев.
Эта жизнь — точно лед над
живыми волнами
реки: он крепок, он блестит, но в нем много грязи… много постыдного… нехорошего…
Как ангел-истребитель, летел перед своим отрядом Юрий Милославский; в несколько минут он смял, втоптал в
реку, рассеял совершенно первый конный полк, который встретил его дружину позади Ново-Девичьего монастыря: пролить всю кровь за отечество, не выйти
живому из сражения — вот все, чего желал этот несчастный юноша.
Он направился к ручью. Почти против того места, где ручей впадал в
реку, из воды выглядывала верхушка огромной плетеной корзины, куда Глеб прятал
живую рыбу. Пока выбирал он из этого самодельного садка рыбу, приемыш успел вернуться с ведром.
На этот раз, впрочем, было из чего суетиться. Вчуже забирал страх при виде
живых людей, которые, можно сказать, на ниточке висели от смерти: местами вода, успевшая уже затопить во время дня половину
реки, доходила им до колен; местами приводилось им обходить проруби или перескакивать через широкие трещины, поминутно преграждавшие путь. Дороги нечего было искать: ее вовсе не было видно; следовало идти на авось: где лед держит пока ногу, туда и ступай.
…Льется под солнцем
живая, празднично пестрая
река людей, веселый шум сопровождает ее течение, дети кричат и смеются; не всем, конечно, легко и радостно, наверное, много сердец туго сжаты темной скорбью, много умов истерзаны противоречиями, но — все мы идем к свободе, к свободе!
Эта картина укрепилась в голове Фомы и каждый раз все более яркая, огромная,
живая возникала пред ним, возбуждая в груди его неопределимое чувство, в которое, как ручьи в
реку, вливались и страх, и возмущение, и жалость, и злоба, и еще многое.
Покорное терпение, молчаливое ожидание чего-то более
живого слышатся даже в крике кукушки, прилетающем по ветру с берега на
реку…
— Ну, так досыта наглядитесь, чего стоят эти роскошные ужины, дорогие вина и тайные дивиденды караванной челяди.
Живым мясом рвут все из-под той же бурлацкой спины… Вы только подумайте, чего стоит снять с мели одну барку в полую воду, когда по
реке идет еще лед? Люди идут на верную смерть, а их даже не рассчитают порядком… В результате получается масса калек, увечных, больных.
Егор Фомич долго распространялся о всех преимуществах, какие представляет сплав грузов по
реке Чусовой сравнительно с отправкой по будущей железной дороге, и с уверенностью пророчил этой
реке самое блестящее будущее, как «самой
живой уральской артерии».
Все, что успевает вырасти здесь за лето,
река смывает и безжалостно уносит с собой, точно слизывая широким холодным языком всякие следы
живой растительности, осмеливающейся переступить роковую границу, за которой кипит страшная борьба воды с камнем.
Определенных правил здесь не может быть, потому что и
река, и барка, и
живая рабочая сила меняются для каждого сплава.
Могучий вал самой пестрой смеси звуков гулким эхом отдавался на противоположном берегу и, как пенистая волна вешней полой воды, тянулся далеко вниз по
реке, точно рокот
живого человеческого моря.
Понятно, что тип чусовского сплавщика вырабатывался в течение многих поколений, путем самой упорной борьбы с бешеной горной
рекой, причем ремесло сплавщика переходило вместе с кровью от отца к сыну. Обыкновенно выучка начинается с детства, так что будущий сплавщик органически срастается со всеми подробностями тех опасностей, с какими ему придется впоследствии бороться. Таким образом, бурная
река, барка и сплавщик являются только отдельными моментами одного
живого целого, одной комбинации.
Когда и как пользоваться этими тремя движениями — зависит от множества условий: от свойств течения
реки — куда бьет струя, как стоит боец, какое делает
река закругление или поворот, от ранее приобретенной баркой скорости движения и от тех условий движения
реки, которые последуют дальше; наконец, от количества и качества той
живой рабочей силы, какой располагает сплавщик в данную минуту, от характера самой барки и, главное, от характера самого сплавщика.
Очевидно, что-то очень интересное можно было рассмотреть в брыжейке лягушки, где, как на ладони видные, по
рекам сосудов бойко бежали
живые кровяные шарики. Персиков забыл о своих амебах и в течение полутора часов по очереди с Ивановым припадал к стеклу микроскопа. При этом оба ученые перебрасывались оживленными, но непонятными простым смертным словами.
Но иногда этот очень
живой мальчик, запнувшись за что-то, часами одиноко сидел на холме под сосною, бросая сухие шишки в мутно-зелёную воду
реки Ватаракши.
А услыхавшие про это сразу догадались, что Голован это сделал неспроста, а что он таким образом, изболясь за людей, бросил язве шмат своего тела на тот конец, чтобы он прошел жертвицей по всем русским
рекам из малого Орлика в Оку, из Оки в Волгу, по всей Руси великой до широкого Каспия, и тем Голован за всех отстрадал, а сам он от этого не умрет, потому что у него в руках аптекарев
живой камень и он человек «несмертельный».
В неподвижной, холодной воде
реки отражались деревья вниз вершинами; он сел в лодку и смотрел ни них. Эти призраки были пышнее и красивее
живых деревьев, стоявших на берегу, осеняя воду своими изогнутыми и корявыми ветвями. Отражение облагораживало их, стушёвывая уродливое и создавая в воде яркую и гармоничную фантазию на мотивах убогой, изуродованной временем действительности.
На солнозакате мы выбрались на берег
реки Ключевой, которая здесь была очень не широка — сажен пять в некоторых местах; летом ее вброд переезжают. Теперь на ней еще стоял лед, хотя на нем чернели широкие полыньи и от берегов во многих местах шли полосы
живой текучей воды. Место было порядочно дикое и глухое, хотя начали попадаться росчисти и покосы; тропа, наконец, вывела на деревенскую дорогу, по которой мы и въехали в Сосунки, когда все кругом начало тонуть в мутных вечерних сумерках.
За окном весело разыгралось летнее утро — сквозь окроплённые росою листья бузины
живой ртутью блестела
река, трава, примятая ночной сыростью, расправляла стебли, потягиваясь к солнцу; щёлкали жёлтые овсянки, торопливо разбираясь в дорожной пыли, обильной просыпанным зерном; самодовольно гоготали гуси, удивлённо мычал телёнок, и вдоль
реки гулко плыл от села какой-то странный шлёпающий звук, точно по воде кто-то шутя хлопал огромной ладонью.
И кровь с тех пор
рекою потекла,
И загремела жадная секира…
И ты, поэт, высокого чела
Не уберег! Твоя
живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…
Напрасно!.. Ты прошел кровавый путь,
Не отомстив, и творческую грудь
Ни стих язвительный, ни смех холодный
Не посетил — и ты погиб бесплодно…
То верховая езда по окрестностям, целыми партиями, то прогулки в бор или по
реке; пикники, обеды в поле; ужины на большой террасе дома, обставленной тремя рядами драгоценных цветов, заливавших ароматами свежий ночной воздух, при блестящем освещении, от которого наши дамы, и без того почти все до одной хорошенькие, казались еще прелестнее с их одушевленными от дневных впечатлений лицами, с их сверкавшими глазками, с их перекрестною резвою речью, переливавшеюся звонким, как колокольчик, смехом; танцы, музыка, пение; если хмурилось небо, сочинялись
живые картины, шарады, пословицы; устраивался домашний театр.
Памятник Пушкина есть памятник черной крови, влившейся в белую, памятник слияния кровей, как бывает — слиянию
рек,
живой памятник слияния кровей, смешения народных душ — самых далеких и как будто бы — самых неслиянных.
И все, что было вокруг: далекое спокойное небо, ослепительное дрожание водяных капель на земле, просторная сияющая даль
реки и поля,
живой и ласковый воздух — все было полно весенних неясных обещаний.
Отрадно было то время, время всеобщего увлечения и горячности… Как-то открытее была душа каждого ко всему доброму, как-то светлее смотрело все окружающее. Точно теплым дыханьем весны повеяло на мерзлую, окоченелую землю, и всякое
живое существо с радостью принялось вдыхать в себя весенний воздух, всякая грудь дышала широко, и всякая речь понеслась звучно и плавно, точно
река, освобожденная ото льда. Славное было время! И как недавно было оно!
Мне часто вспоминается теперь и эта темная
река, затененная скалистыми горами, и этот
живой огонек. Много огней и раньше и после манили не одного меня своею близостью. Но жизнь течет все в тех же угрюмых берегах, а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла…
Много
рек видал я на своем веку:
живал при Дунае и на тихом Дону, а матушку Волгу сверху донизу знаю, на вольном Яике на багреньях бывал, за бабушку Гугниху пивал [Бабушка Гугниха уральскими (прежде яицкими) казаками считается их родоначальницей.
Слобода скрылась совсем, и только далекий город мерцал и повторялся в
реке огоньками, такими
живыми и теплыми, так не похожими на безжизненное сияние звезд.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему солнце, и луна, и звезды, свет, и пламя, и недра земные,
реки и моря, ветры и дождь, снег и мороз, и все человеки, и все скоты, и все звери, и все
живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
В области этнографической литературы мы встречаем имя С. Брайловского, объехавшего в 1896 году долины
рек Сучана и Судзухе, а в следующем, 1897 году — по поручению губернатора Приморской области занимавшегося переписью туземного населения по побережью Татарского пролива от бухты Терней к югу до залива Ольги. Этот переезд С. Брайловский совершил на лодках и частью на пароходе. [С. Брайловский. Опыт этнографического исследования. «
Живая старина», 1901 г., вып. 2.]